Лекции поМатериаловедению,или технологияКЛАССИЧеского отжЫга
Добавлено: 26 ноя 2007, 01:03
Меня разбудило невнятное ощущение, что уже "пора". Но ощущение было каким-то слабым и неустойчивым.
Я лежал на истерзанной широкой кровати лицом вниз, застряв лицом между подушками. Тугая простыня, как плющ обвивала ноги. Было душно. Я повернулся и, щурясь спросонья, первое что заметил - светящаяся надпись "11:03". Светло-зелёные цифры, казалось, левитировали над стеклянным столиком, словно загадочное послание из иных миров...
Я мысленно провёл инвентаризацию всех систем жизнеобеспечения. Вроде руки и ноги на месте... Голова тоже... Кажись, жив. И вроде - на этом свете... Правда, меня смущала одна пикантная деталь: из одежды на мне не присутствовало ничего, кроме белых носков, стягивавших щиколотки, которые страшно от этого чесались. Рот пылал тлетворной сухостью – такой же, какой, наверное, бы мучалась воскреснувшая через три тысячи лет в античном зале Британского музея мумия.
Выпутавшись из простыни, я попытался сесть. Надрывно взвизгнула пружина ортопедического матраца. Всё моё тело страдало от ночных излишеств: в голове перекатывалось чугунное ядро боли, сердце колотилось возле самого горла, туда же, кажется, подступала и печень. Пышная грива моих волос, как и чувства пребывали в наирастрёпаннейшем состоянии. Я не совсем понимал где я нахожусь, и что я вообще собой на данный момент являю как индивидуум.
Я продрал глаза и огляделся вокруг. Стерильная белизна голых стен давила на голову. Проникающий в комнату сковозь обвисшие и местами подсорванные занавесы дневной свет был чересчур назойлив, вынуждая меня прикрыть глаза тыльной стороной ладони. Видимо, именно так какому-нибудь затворнику приходится взирать на мир из тесноты своей кельи - сквозь брешь в каменной кладке.
Пошарив ладонью слева от себя в поисках хоть какой-нибудь одежды, я вдруг замер... почувствовав, как словно бы я вдруг оказался на переезде, когда очень хорошо ощущаешь всем своим существом слепящий прожекторами, летящий из мрака тоннеля на тебя поезд - в тот самый момент, когда не остаётся времени даже на то, чтобы матюгнуться. "Э... а, собственно, како-о-о-ова-а-а?" - только и успело пронестись в моём воспалённом мозгу, после чего душа, мгновенно покрывшись въедливой синюшней плесенью какого-то утреннего позора, ухнула куда-то вниз....
Лежавшие по обе стороны от меня тела двух нагих брачных отщепенок живосвидетельствовали об имевшем накануне быть факте единения полов. "Та-а-а-ак... Прие-е-ехали... Вот те и пппполный амплексус-соитус... Причём, с какими-то совершенно левыми девицами..." - подумал я, явственно ощутив, как любовное послечувствие сменяется необъяснимой тревогой. Ибо на извечный вопрос мироздания - “Почему “ и “Зачем?” - память, представлявшая собой постыдную невнятицу, увы, ответа не давала.
– Эх и си-и-ильно мы, а?… – осторожно бросил я по обе стороны от себя, и дотянувшись до своих щиколоток, преисполненный благоговенного упоения, не без сладострастия их почесал.
Из провала памяти, точно из адской расщелины, доносились клики давешнего разгула, и вырывались подсвеченные грешным пламенем тени содеянного.
Скосив глаза набок, я с предвкушением окинул взглядом распластанную на измятых простынях блондинку. Но от этого впал в ещё лишь только большее уныние... Несмотря на богатство её форм, в её плоти чувствовалась какая-то невосполнимая "бeушность".
Взгляд же на её подругу меня просто поверг в трепетный шок: "брюнетка" огорчила, не столько чересчур уж ранней обвислостью своих достопримечательностей, сколько фактом разрисованости её бронзового отлива тела, выполненным тончайшей работы узором вытатуированных в виде купающихся в пламени серебристых змей. Надо отдать должное татуировщику: рисунок был мастерским, казалось, еще немного, и змеи оживут.
- Ну что, маленький? Не перетрудился? - с улыбкой мурлыкнула "брюнетка", потеревшись головой о моё предплечье, после чего я почувствовал пышущий жаром язык у себя в ухе... Я отдёрнул голову. Изрыгнувшийся из её рта заряд перегара, изрядно сдобренный табаком, тут же поставил меня на праведный путь вытрезвления.
Сама мысль о том, что с этими двумя явно антисанитарными существами у меня "что-то" действительно "было", вызвало у меня чувство тошноты, начинавшееся откуда-то от самых ступней.
Подставив под назойливый язык "брюнетки" вместо уха свой средний палец, я попытался подняться. Потолок и стены тут же в каком-то безумном танце словно бы поплыли перед глазами... Опущенная на холодный пол ступня, скользнув по верхней кромке какого-то бокала, его опрокинула. К и без того тяжёлым ароматам, витавшим по комнате, добавился запах какой-то спиртосодержащей снеди... Выдернув из подернутых кариесом зубов "брюнетки" свой палец, я медленно побрёл в открытый дверной проём - на поиски ванной, на ходу перевернув какую-то бутыль (на сей раз пустую).
У себя за спиной я услышал, как две вагинальные труженицы прыснули, подобно нашкодившим школьницам, и смачно чмокнули друг друга (по-видимому - в губы).
“По коридору до конца и направо (чччмок)” - пролепетал чей-то по-детски невинный голос с жутким “оральным акцентом”.
Открыв дверь "в конце коридора", на меня пахнуло душной сыростью: ванная была полная воды. Впрочем, как и пол.
Зеркало подтвердило мои нахудшие опасения: то, что еще вчера вечером было лицом неплохо сохранившегося тридцатилетнего мужчины, превратилось в гнусную похмельную рожу. Я взял тюбик лежащей на полке пасты и выдавил себе на палец. Меня чуть не стошнило. Отравленный организм принципиально отказывался от гигиенического обновления и возвращения к здоровой жизни.
Я бухнулся в ванну, и тут же из неё выскочил - не столько потому что та уже успела, по-видимому, остыть, а о того, что по спине, попе и плечам пошло жжжуткое жжение. "Мля-я-ять, живого места не оставили, вот... твари, мать-вас раз-этак..." - только и сумел, что выматюгаться я в пустоту ванной.
Вытираясь чьим-то халатом, я ещё раз вгляделся в зеркало. Выход мне виделся лишь один... Но он был сложным. Очень трудно убежать теперь вот так, по-английски, босым, с велоботинками в руках – на холод декабрьского серого дня, дабы, как можно быстрее добравшись до своего дома, бухнуться на кровать и, томясь мужским одиночестивом, до вечера предаваться медоточивой похмельной медитации - когда еще не совсем остыла искомканная постель укромного гнёздышка на троих.
Я попытался собрать все остатки имевшейся у меня воли в кулак, дабы уверовать, что сумею... Но вместо этого ноги сами вынесли меня обратно из ванны – в коридор, и далее - прямо в открытый дверной проём... За которым слышалась какая-то возня, смешки и попискивания...
Едва ноги внесли меня за порог - в атмосферу удушливо-вязкого, как сироп, воздуха, как в меня запустили подушкой... я успел её парировать, попутно бросив взгляд на НЕЧТО, что меня сразило наповал... нет... картина двух сладострасно обнимающих друг друга женских фигур больше не подрывала меня на подвиги... Мой взгляд скользил по испещрённому и исчирканныму восковыми мелками самыми замысловатыми надписями и фигурами устланным ламинатом полу... Но оценить всю полноту картины петроглифической живописи мешали разбросанные по полу детали чьей-то искомканной одежды, бокалы, бутыли и тарелки с какой-то изрядно подъеденной снедью... Причём одна из бутылей была перевёрнута на бок, и находилась в центре некоего круга, из центра которого в радиальном направлении расходились три симметрично относительно друг друга расположенных "луча", конец каждого из которых венчал некий "вензель" с непонятной символической нагрузкой...
Первая мысль, которая пришла мне в тот момент в голову — о магии. “Таа-а-ак... Весело... Ещё не хватало... "
Я окинул взглядом спину "брюнетки"... и мне показалось, что одна из татуировок-змей на ней как бы шевельнулась и повернула голову в мою сторону. Я разом вспотел, пытаясь сообразить, может, всё-таки почудилось... Ненавижу магию! В любом её проявлении! Тем более - "темную" эльфийскую. Но ещё хуже если - орочья... Там - уже вообще шаманство...
- ...ишь ты, хххитрююющий, какой! - прожурчал всё тот же по-детски писклявый глосок. Реплика была обращена непосредственно ко мне, и исходила из гортани "блондинки" - Давайте, говорит, девчёнки, в бутыыылочку сыграем!"
- Солнышко, ну а я тебе о чём говорила - от "таких" можно ожидать разных шалостей...
Затем "брюнетка", повернувшись ко мне лицом, вопросила:
- Ты ведь ещё не уходишь? Нет? Мы ведь ещё встретимся? - при этом одна из змей на её теле, мне показалось - сверкнула на мгновение приоткрывшимся глазом и, показав мне язык, вновь уснула.
- Ну вот... Я смотрю, тут все довольны! Полная, так сказать, шведская идиллия. А вы ещё ругались...
Забегая вперёд, скажу - это правда. Стены "Диккенса" ещё не знали такой перепалки соревнующихся в испражнянии друг на друга двух бесноватых самок, изрядно источённых червем сексуальной неудовлетворенности - каждой из которыx уж очень не терпелось поделиться своей стройной историософской концепцией развития мировой цивилизации - именно со мной, и непременно этой ночью... Конфликт был улажен быстро: разведя по обе стороны враждующие стороны, и вклинившись между формами их телесного несовершенства, мною был зачитан ультиматум, из которого явстовало, что дабы быть удостоенными чтением лекции по теоретической механике и сопротивлению материалов - обе стороны должны были достичь примирения или, по крайней мере - вооружённый нейтралитет. Обе дивы тут же забыли об имевшей только что место быть ссоре и потянулись к теплу моих цепких моногамных объятий. После чего, выстроив подобие магической цепи, мы дружно посублимировали над остатками Гиннеса и джина в наших пинтах...
to be continued...
Я лежал на истерзанной широкой кровати лицом вниз, застряв лицом между подушками. Тугая простыня, как плющ обвивала ноги. Было душно. Я повернулся и, щурясь спросонья, первое что заметил - светящаяся надпись "11:03". Светло-зелёные цифры, казалось, левитировали над стеклянным столиком, словно загадочное послание из иных миров...
Я мысленно провёл инвентаризацию всех систем жизнеобеспечения. Вроде руки и ноги на месте... Голова тоже... Кажись, жив. И вроде - на этом свете... Правда, меня смущала одна пикантная деталь: из одежды на мне не присутствовало ничего, кроме белых носков, стягивавших щиколотки, которые страшно от этого чесались. Рот пылал тлетворной сухостью – такой же, какой, наверное, бы мучалась воскреснувшая через три тысячи лет в античном зале Британского музея мумия.
Выпутавшись из простыни, я попытался сесть. Надрывно взвизгнула пружина ортопедического матраца. Всё моё тело страдало от ночных излишеств: в голове перекатывалось чугунное ядро боли, сердце колотилось возле самого горла, туда же, кажется, подступала и печень. Пышная грива моих волос, как и чувства пребывали в наирастрёпаннейшем состоянии. Я не совсем понимал где я нахожусь, и что я вообще собой на данный момент являю как индивидуум.
Я продрал глаза и огляделся вокруг. Стерильная белизна голых стен давила на голову. Проникающий в комнату сковозь обвисшие и местами подсорванные занавесы дневной свет был чересчур назойлив, вынуждая меня прикрыть глаза тыльной стороной ладони. Видимо, именно так какому-нибудь затворнику приходится взирать на мир из тесноты своей кельи - сквозь брешь в каменной кладке.
Пошарив ладонью слева от себя в поисках хоть какой-нибудь одежды, я вдруг замер... почувствовав, как словно бы я вдруг оказался на переезде, когда очень хорошо ощущаешь всем своим существом слепящий прожекторами, летящий из мрака тоннеля на тебя поезд - в тот самый момент, когда не остаётся времени даже на то, чтобы матюгнуться. "Э... а, собственно, како-о-о-ова-а-а?" - только и успело пронестись в моём воспалённом мозгу, после чего душа, мгновенно покрывшись въедливой синюшней плесенью какого-то утреннего позора, ухнула куда-то вниз....
Лежавшие по обе стороны от меня тела двух нагих брачных отщепенок живосвидетельствовали об имевшем накануне быть факте единения полов. "Та-а-а-ак... Прие-е-ехали... Вот те и пппполный амплексус-соитус... Причём, с какими-то совершенно левыми девицами..." - подумал я, явственно ощутив, как любовное послечувствие сменяется необъяснимой тревогой. Ибо на извечный вопрос мироздания - “Почему “ и “Зачем?” - память, представлявшая собой постыдную невнятицу, увы, ответа не давала.
– Эх и си-и-ильно мы, а?… – осторожно бросил я по обе стороны от себя, и дотянувшись до своих щиколоток, преисполненный благоговенного упоения, не без сладострастия их почесал.
Из провала памяти, точно из адской расщелины, доносились клики давешнего разгула, и вырывались подсвеченные грешным пламенем тени содеянного.
Скосив глаза набок, я с предвкушением окинул взглядом распластанную на измятых простынях блондинку. Но от этого впал в ещё лишь только большее уныние... Несмотря на богатство её форм, в её плоти чувствовалась какая-то невосполнимая "бeушность".
Взгляд же на её подругу меня просто поверг в трепетный шок: "брюнетка" огорчила, не столько чересчур уж ранней обвислостью своих достопримечательностей, сколько фактом разрисованости её бронзового отлива тела, выполненным тончайшей работы узором вытатуированных в виде купающихся в пламени серебристых змей. Надо отдать должное татуировщику: рисунок был мастерским, казалось, еще немного, и змеи оживут.
- Ну что, маленький? Не перетрудился? - с улыбкой мурлыкнула "брюнетка", потеревшись головой о моё предплечье, после чего я почувствовал пышущий жаром язык у себя в ухе... Я отдёрнул голову. Изрыгнувшийся из её рта заряд перегара, изрядно сдобренный табаком, тут же поставил меня на праведный путь вытрезвления.
Сама мысль о том, что с этими двумя явно антисанитарными существами у меня "что-то" действительно "было", вызвало у меня чувство тошноты, начинавшееся откуда-то от самых ступней.
Подставив под назойливый язык "брюнетки" вместо уха свой средний палец, я попытался подняться. Потолок и стены тут же в каком-то безумном танце словно бы поплыли перед глазами... Опущенная на холодный пол ступня, скользнув по верхней кромке какого-то бокала, его опрокинула. К и без того тяжёлым ароматам, витавшим по комнате, добавился запах какой-то спиртосодержащей снеди... Выдернув из подернутых кариесом зубов "брюнетки" свой палец, я медленно побрёл в открытый дверной проём - на поиски ванной, на ходу перевернув какую-то бутыль (на сей раз пустую).
У себя за спиной я услышал, как две вагинальные труженицы прыснули, подобно нашкодившим школьницам, и смачно чмокнули друг друга (по-видимому - в губы).
“По коридору до конца и направо (чччмок)” - пролепетал чей-то по-детски невинный голос с жутким “оральным акцентом”.
Открыв дверь "в конце коридора", на меня пахнуло душной сыростью: ванная была полная воды. Впрочем, как и пол.
Зеркало подтвердило мои нахудшие опасения: то, что еще вчера вечером было лицом неплохо сохранившегося тридцатилетнего мужчины, превратилось в гнусную похмельную рожу. Я взял тюбик лежащей на полке пасты и выдавил себе на палец. Меня чуть не стошнило. Отравленный организм принципиально отказывался от гигиенического обновления и возвращения к здоровой жизни.
Я бухнулся в ванну, и тут же из неё выскочил - не столько потому что та уже успела, по-видимому, остыть, а о того, что по спине, попе и плечам пошло жжжуткое жжение. "Мля-я-ять, живого места не оставили, вот... твари, мать-вас раз-этак..." - только и сумел, что выматюгаться я в пустоту ванной.
Вытираясь чьим-то халатом, я ещё раз вгляделся в зеркало. Выход мне виделся лишь один... Но он был сложным. Очень трудно убежать теперь вот так, по-английски, босым, с велоботинками в руках – на холод декабрьского серого дня, дабы, как можно быстрее добравшись до своего дома, бухнуться на кровать и, томясь мужским одиночестивом, до вечера предаваться медоточивой похмельной медитации - когда еще не совсем остыла искомканная постель укромного гнёздышка на троих.
Я попытался собрать все остатки имевшейся у меня воли в кулак, дабы уверовать, что сумею... Но вместо этого ноги сами вынесли меня обратно из ванны – в коридор, и далее - прямо в открытый дверной проём... За которым слышалась какая-то возня, смешки и попискивания...
Едва ноги внесли меня за порог - в атмосферу удушливо-вязкого, как сироп, воздуха, как в меня запустили подушкой... я успел её парировать, попутно бросив взгляд на НЕЧТО, что меня сразило наповал... нет... картина двух сладострасно обнимающих друг друга женских фигур больше не подрывала меня на подвиги... Мой взгляд скользил по испещрённому и исчирканныму восковыми мелками самыми замысловатыми надписями и фигурами устланным ламинатом полу... Но оценить всю полноту картины петроглифической живописи мешали разбросанные по полу детали чьей-то искомканной одежды, бокалы, бутыли и тарелки с какой-то изрядно подъеденной снедью... Причём одна из бутылей была перевёрнута на бок, и находилась в центре некоего круга, из центра которого в радиальном направлении расходились три симметрично относительно друг друга расположенных "луча", конец каждого из которых венчал некий "вензель" с непонятной символической нагрузкой...
Первая мысль, которая пришла мне в тот момент в голову — о магии. “Таа-а-ак... Весело... Ещё не хватало... "
Я окинул взглядом спину "брюнетки"... и мне показалось, что одна из татуировок-змей на ней как бы шевельнулась и повернула голову в мою сторону. Я разом вспотел, пытаясь сообразить, может, всё-таки почудилось... Ненавижу магию! В любом её проявлении! Тем более - "темную" эльфийскую. Но ещё хуже если - орочья... Там - уже вообще шаманство...
- ...ишь ты, хххитрююющий, какой! - прожурчал всё тот же по-детски писклявый глосок. Реплика была обращена непосредственно ко мне, и исходила из гортани "блондинки" - Давайте, говорит, девчёнки, в бутыыылочку сыграем!"
- Солнышко, ну а я тебе о чём говорила - от "таких" можно ожидать разных шалостей...
Затем "брюнетка", повернувшись ко мне лицом, вопросила:
- Ты ведь ещё не уходишь? Нет? Мы ведь ещё встретимся? - при этом одна из змей на её теле, мне показалось - сверкнула на мгновение приоткрывшимся глазом и, показав мне язык, вновь уснула.
- Ну вот... Я смотрю, тут все довольны! Полная, так сказать, шведская идиллия. А вы ещё ругались...
Забегая вперёд, скажу - это правда. Стены "Диккенса" ещё не знали такой перепалки соревнующихся в испражнянии друг на друга двух бесноватых самок, изрядно источённых червем сексуальной неудовлетворенности - каждой из которыx уж очень не терпелось поделиться своей стройной историософской концепцией развития мировой цивилизации - именно со мной, и непременно этой ночью... Конфликт был улажен быстро: разведя по обе стороны враждующие стороны, и вклинившись между формами их телесного несовершенства, мною был зачитан ультиматум, из которого явстовало, что дабы быть удостоенными чтением лекции по теоретической механике и сопротивлению материалов - обе стороны должны были достичь примирения или, по крайней мере - вооружённый нейтралитет. Обе дивы тут же забыли об имевшей только что место быть ссоре и потянулись к теплу моих цепких моногамных объятий. После чего, выстроив подобие магической цепи, мы дружно посублимировали над остатками Гиннеса и джина в наших пинтах...
to be continued...
